Невидимый партнер - Страница 38

– Ты меня слышишь?

– Не положено! – рявкнул Марсин.

Лайминг громко вздохнул с видом человека, вынужденного терпеть дурацкие выходки, и спросил:

– Что именно не положено?

– Вызывать.

– Перестань нести чушь! Нам, землянам, вызывать разрешается везде и всегда. Что бы с нами стало, если бы мы не могли этого делать, энк?

От такого откровения у Марсина совсем ум за разум зашел. Он ничего не смыслил в землянах вообще и в особых привилегиях, которые считались для них жизненно необходимыми, в частности. К тому же он, естественно, не имел ни малейшего понятия, что с ними станет без этих привилегий.

Марсин топтался за дверью, не решаясь войти в камеру, чтобы пресечь непонятные действия узника. Вооруженному охраннику запрещалось заходить в камеру в одиночку, и это правило строго соблюдалось с тех пор, как отчаявшийся ригелианин пристукнул часового, схватил его оружие и порешил шестерых, пытаясь вырваться на свободу.

По уставу, если возникала необходимость вмешаться, предписывалось отыскать начальника караула и потребовать унять розоволицего чужеземца, нарушающего тишину разговорами с какой-то непонятной петлей. Начальник же был пренеприятным типом и имел привычку громко обсуждать вслух детали интимной жизни своих подчиненных. Сейчас был самый глухой час между полуночью и рассветом, время, когда больная печень начальника караула бурчала особенно громко.

К тому же он, Марсин, и без того слишком часто оказывался у него ублюдочным фаплапом.

– Прекрати вызывать! – приказал Марсин с ноткой отчаяния в голосе. – Ночью заключенные должны спать. Иначе утром я доложу дежурному офицеру о твоем неповиновении.

– Покатался бы лучше на верблюде, – отмахнулся Лайминг. Он повернул спираль, как будто тщательно ее настраивая. – Ты меня слышишь?

– Я тебя предупредил! – не отставал Марсин, не спуская со спирали глаз.

– Сказано, фибли отсюда! – взревел Лайминг.

Марсин захлопнул глазок и отфиблил.

Утром Лайминг естественно, проспал: он почти всю ночь провел за работой. Пробуждение было грубым и внезапным.

Дверь с грохотом распахнулась, и в камеру ворвались три охранника. Вслед за ними вошел офицер. Пленника бесцеремонно стащили со скамьи, раздели и совершенно голым вытолкали в коридор. Пока охранники обыскивали его одежду, офицер слонялся по камере, внимательно наблюдая за ними.

"Вылитый гомик", – вынес приговор Лайминг.

В одежде они ничего не обнаружили и стали обыскивать камеру. Один из них сразу же нашел петлю на подставке и отдал ее офицеру. Тот взял ее так осторожно, как будто это был букет, в котором притаилась бомба.

Другой охранник наткнулся на вторую деревяшку, отфутболил ее в сторону и позабыл о ней. Оттащив скамью от стенки, они заглянули за нее, но перевернуть и поискать под днищем не сообразили. Однако их долгая возня со скамьей начала действовать Лаймингу на нервы, и он решил, что пора прогуляться. Нисколько не смущаясь своей наготы, он повернулся и пошел по коридору.

Увидев такое вопиющее нарушение правил поведения, офицер издал яростный рев и напустил на него охранника. Тот пробкой вылетел из камеры, вопя вслед Лаймингу, что бы тот остановился. На поднятый шум из-за угла коридора появился четвертый охранник с угрожающе поднятым ружьем. Лайминг повернулся и пошел обратно.

Приблизившись к офицеру, который уже стоял в коридоре, кипя от злости, Лайминг принял скромную позу и сказал:

– Здрасьте, я – ваша тетя.

Офицер не обратил внимания на этот пустой для него звук.

Размахивая петлей, он подпрыгивал от ярости и орал:

– Это что такое? Что это такое?!

– Это моя собственность, – с неприкрытым достоинством заявил Лайминг.

– У заключенного нет права ни на какую личную собственность! Военнопленным не разрешается ничего иметь при себе.

– Кто это сказал? – спросил Лайминг.

– Я вам это говорю! – довольно злобно ответил ему гомик.

– А кто вы, собственно, такой? – поинтересовался Лайминг с чисто научным интересом.

– Клянусь Великим Голубым Солнцем, вы сейчас узнаете, кто я такой! Стража, запереть его в камеру и…

– Вы здесь не начальник, – перебил его Лайминг с наглой самоуверенностью. – Насколько мне известно, здесь все решает комендант. В этом мы с ним заодно. Если не верите, пойдите и спросите его.

Дюжие охранники притормозили и стали переглядываться в нерешительности. Они единодушно решили уступить инициативу офицеру. Но герой что-то поутратил свой пыл.

Недоверчиво уставившись на узника, он колебался.

– Вы утверждаете, что комендант позволил вам держать при себе этот предмет? – спросил он, снизив тон.

– Я утверждаю только, что он не возражал. Значит, и вы не можете возражать. Катитесь-ка в свое стойло и не пытайтесь перепрыгнуть через голову начальства.

– Стойло? Это еще что такое? – взвизгнул гомик.

– Не ваше дело, – отрубил Лайминг.

– Я справлюсь у коменданта, – с угрозой в голосе пообещал офицер.

Он явно подрастерял спесь, да и самоуверенности поубавилось. Офицер повернулся охранникам.

– Верните его в камеру и пусть ему принесут обычный завтрак.

– Надеюсь, мне вернут мою собственность, энк? – напомнил Лайминг.

– Не раньше, чем я увижусь с комендантом, – заявил офицер.

Охранники затолкали Лайминга обратно в камеру. Пока он не спеша одевался, прибыл завтрак – обычная миска размазни. Лайминг отвел душу, обругав стражников за то, что ему не принесли яичницу с беконом, и сделал это нарочно, с дальним прицелом. Демонстрация самоуверенности и некоторой агрессивности была необходимым условием для продолжения игры.